Словен прошел прямо, открыл еще одну дверь, подождал, пока я войду, проскользнул следом.
Комната оказалась небольшой, но уютной. Дерево, шкуры, низкие лавки у стен. Справа печь, облицованная коричневыми изразцами. Ее дверца распахнута, внутри груда красных углей.
Иован сидел на низкой скамье с резными ножками. На нем была просторная льняная рубаха, штаны из мягкой кожи заправлены в сапоги. Знаменитого плаща нигде не видно. Вриколакос сосредоточенно разбивал головешки длинной кочергой.
Увидел меня, хмуро кивнул, сверкнул глазами на Словена. Тот как будто стал меньше ростом и держался совсем неуверенно. Казалось, больше всего ему хочется спрятаться у меня за спиной или еще лучше — незаметно улизнуть.
Послышались легкие шаги. Я почувствовал приближение еще одного вриколакоса, обернулся. В комнату вошла женщина, и я обомлел, когда ее увидел. Она была дико красива. Черты лица казались резкими и в то же время плавными. Так же, как в кошачьей морде сочетается очаровательная мягкость и звериная дикость, а в движениях расслабленная грациозность и стремительность. Зеленые, раскосые, рысьи глаза, широкие черные брови, взлетающие к вискам, высокие скулы. Гордые, упрямые, волевые, мягкие губы, грива пепельно-серых, шелковистых волос. У меня дух захватило, когда я представил всего на одну секунду, как они скользят по моей коже. Опасностью от нее пахло. И страстностью. Она шла, и каждый мускул ее великолепного, сильного, стройного тела напрягался под платьем из тонко выделанной кожи. Деревянные бусы обхватывали высокую шею.
Глядя на нее, я вдруг почувствовал в себе, цивилизованном, сдержанном городском жителе, отголосок звериной сущности, которая дрожала от восторга и бешенства. Наслаждением было смотреть на нее, ярость вызывала недоступность изумительной женщины.
Иован, с улыбкой наблюдающий за мной, провел ладонью по бороде и, кивнув на нее, сказал довольно:
— Жена.
Я не удивился. У всех глав кланов были любовницы, наложницы, советницы… Но эта действительно могла быть только женой Старейшины вриколакосов.
Она медленно приблизилась к нам, а потом вдруг размахнулась и влепила Словену пощечину. Я решил, за наглое нападение на гостя-даханавара. Но, оказалось, ошибся.
— Ты потерял свой нож, — сказала она глубоким, низким, певучим голосом и смерила щенка презрительным взглядом с ног до головы. Увидев в глазах такой женщины такое презрение, мне бы немедленно захотелось удавиться от отчаяния.
Словен оказался психически более устойчив. Он только шмыгнул носом, глянул на нее исподлобья, но промолчал. Оправдываться было бессмысленно. Его клинок лежал в луже возле моего дома.
Движением руки Иован велел ученику убираться. Излучая глубочайшее облегчение, тот немедленно выполнил приказ. Мальчишка побаивался хозяйку дома не меньше, чем хозяина.
Несколько мгновений женщина рассматривала меня со спокойным интересом, потом повернулась и ушла в соседнюю комнату.
— Садись. — Светлов указал на скамью, стоящую напротив. Носком сапога захлопнул дверцу печки, поставил кочергу в угол на железный поддон. — Толку от ваших каминов никакого. Только дым и копоть. Весь жар в трубу вылетает.
Я молчал. От печки тянуло сухим теплом, угли рассыпались внутри с тихим шелестом.
— Позавчера на одного из моих напали, — сказал он, хмуро глядя из-под косматых бровей. — Боюсь, убили. Он охранял тут, недалеко. Хочу узнать, какая собака это сделала.
— Что требуется от меня?
— Надо чтобы ты поразнюхал. На месте.
Он хотел, чтобы я выяснил, кто и как убил его родственника. Если убил.
— Может, он еще жив. Тела не было. Кровью пахло, но его могли только ранить.
Все повторяется. Возвращается, как говорил Вэнс. Этот тоже смотрит на меня с надеждой. Как будто я могу оживить его щенка.
— Хорошо. Я попробую, но…
— Вот и славно. — Он хлопнул себя по коленям, поднимаясь. Из соседней комнаты снова появилась жена главы клана. Она держала глубокую глиняную кружку, через руку было перекинуто белое льняное полотенце.
Подошла ко мне:
— Говорят, у вас перед работой принято есть.
Кровь была свежей. Не разогретой, а только что выцеженной из молодой, сильной, здоровой жертвы. Первая группа, с непередаваемым ароматом травы, ягод и меда. На языке после последнего глотка еще долго оставался привкус лета.
— Спасибо.
Женщина кивнула, улыбнулась и ушла.
— Едем, — сказал Иован.
Уже в машине, на этот раз это была обычная «тойота», глядя на русый затылок Словена, сидящего за рулем, я сказал Старейшине:
— Сделаю, что смогу, но, думаю, тебе лучше обратиться за помощью к кадаверциану. Они острее чувствуют смерть, и если там были еще убитые…
Иован поморщился, с омерзением потряс косматой головой:
— Могильщики! От них самих мертвечиной несет. Ты вроде с ними близко знаешься?
Я промолчал. Светлов не любил Мастеров Смерти. Более того, испытывал к ним резкое отвращение. Настороженность. Звериное чутье подсказывало ему держаться от кадаверциан подальше.
Мы выехали на шоссе. После вчерашнего снега с дождем подморозило, и дорога была покрыта льдом. Деревья по обеим сторонам дороги казались застывшими, неподвижными. Не оцепеневшими до весны, а мертвыми. Я попытался отключиться от неприятных мыслей, почему-то сегодня большинство ассоциаций оказывались связаны со смертью.
Ехали больше получаса, потом машина свернула на боковую дорогу. Еще пять километров, и впереди показалась конечная цель нашего путешествия. Закрытое предприятие. Фабрика или завод. Бетонная стена, колючая проволока сверху, шлагбаум. Будка с охранником.