Я снял с кресла футболку Лориана. (На ней красовалось название группы Вэнса, написанное ядовито-красным.) Огляделся в поисках места, куда ее можно переложить. Мальчишка поспешно выхватил у меня из рук раритетную одежду, аккуратно сложил, открыл шкаф, не глядя сунул на полку. Вытащил из-под подушки пульт, нажал на кнопку, включая музыкальный центр. Крошечную комнату наполнили мощные звуки органа и голос Гемрана. Лориан уменьшил громкость, забрался на кровать. Я сел в освободившееся кресло.
— Знаешь, — сказал он неожиданно, — а я ведь совсем ничего не знаю о тебе.
— Тебя это напрягает?
— Нет. Просто странно общаться с человеком, о котором известно только, что он эмпат и знаком с известным рок-певцом. Ну, еще его имя.
Я взял книгу со стола. Это оказалось не жизнеописание Британца, как можно было ожидать, а «Чайка по имени Джонатан Ливингстон» Ричарда Баха.
— Дарэл, иногда я очень странно чувствую себя рядом с тобой. Так, будто ты прекрасно знаешь, что происходит в меня в голове. Это реально?
— Да.
Он сидел в неудобной позе, подогнув ногу, упираясь рукой в подушку, и пристально, требовательно смотрел на меня. — Это, наверное, тяжело — постоянно чувствовать других?
— Тяжело.
— Сегодня, когда ты стоял на мосту и смотрел на звезды, мне показалось вдруг, что тебе нет дела ни до меня, ни до кого вообще на земле. И я испугался. По настоящему испугался, вдруг это правда.
— Это неправда.
Редкий дар у этого мальчика. Я чувствовал его искреннее внимание к собеседнику, доверие, желание разделить его проблемы. Таким же был я в человеческой жизни…
Он поднялся и со словами: «Подожди, я сейчас…» вышел из комнаты.
Теплый, мягкий свет, приглушенный голос Вэнса, который не мешал думать, удобное кресло. Я не собирался спать. Но двое суток без отдыха, тяжелая работа и теплая волна сочувствия, исходящая от мальчишки, отключила мой инстинкт самосохранения и стала тянуть в глубокую черную яму, без мыслей и сновидений.
Лориан не разбудил меня. Несколько мгновений он стоял рядом, не зная, что делать со спящим в кресле гостем. Но потом пожалел, не стал беспокоить. И я провалился в черноту окончательно.
Меня разбудила острая режущая боль в плече. Она вонзалась все глубже и глубже.
Я открыл глаза и увидел свет. Солнечный свет! Тонкий, как спица, луч солнца пробивался сквозь щель в гардинах и падал на мое плечо, прожигая, кажется, насквозь. День… свет… солнце!
— Черт! Черт!! — Я кубарем скатился с кровати в спасительную тень, разбудив своим воплем и своим ужасом Лориана, спавшего в соседней комнате.
— Дарэл, что? Что случилось? — Он появился на пороге, хлопая сонными ресницами. — Что с тобой?!
— Опусти жалюзи!.. Сделай что-нибудь! Этот свет убивает меня!
Он с ужасом смотрел на мое скорчившееся от боли тело, на длинный дымящийся шрам на плече и увидел наконец при дневном свете мое бледное лицо, сверкающие глаза, мои клыки… Лориан бросился к окну и рывком опустил жалюзи.
Полумрак, мягкий нежный полумрак коснулся обожженной кожи, ослепленных глаз. Стало легче. Я глубоко вздохнул, все еще слыша дрожь в своем дыхании, расслабился, поднял голову.
Подросток стоял, прижимая ладонь к горлу, и смотрел на меня огромными, откровенно перепуганными глазами. Растрепанный, в мятой одежде, босиком.
— Дарэл, ты?.. Нет. Этого не может быть.
Я бы сейчас на его месте пошире распахнул окно и дождался, пока солнце до конца испепелит меня.
— Послушай…
Он отчаянно замотал головой и вскинул руку, предупреждая мою попытку двинуться.
— Не надо. Не говори ничего, пожалуйста.
Мальчишка мысленно пытался успокоить себя, но шрам от солнца на моем плече не выдерживал логических объяснений. Его привычный, реальный человеческий мир рушился. В него пришло чудовище из фильмов ужасов и древних легенд. То, которое отгоняют святой водой и втыкают кол из осины в сердце.
— Дарэл, но ты же знаешь, что вампиров не бывает! Ты смеялся над тем готом! Выставил его полным идиотом!
— Лориан…
— Нет. Не бывает! Этого просто не может быть!
— Лориан!
— Почему? Ну почему со мной?! Скажи, что это не правда. Это ведь шутка? Ты просто разыграл меня?
— Да, это шутка. Дурацкая шутка. Тебе легче?
Он отрицательно помотал головой, волосы упали ему на лицо, и из-под этой мягкой завесы до меня донесся едва слышный звук. Плачет? Или смеется? Я бы на его месте смеялся. Ну где моя хваленая сверхчувствительность?! Бережно и очень осторожно я потянулся к нему, стараясь, чтобы мое прикосновение было теплым, пытаясь почувствовать. Боль, изумление, страх, обида и что-то еще. И за это «что-то еще» нужно держаться.
— Лориан, знаю, я должен уйти. Но я не могу этого сделать… сейчас. Придется дождаться ночи, иначе…
Я потер все еще ноющий рубец, и подросток вскинул голову:
— Тебе больно? Там, в ванной, есть бинт, йод… Нет, я сам принесу. Там светло.
Он принес аптечку и положил на пол рядом со мной. Сел на краешек стула. Мальчишка не боялся меня так, как должен был бояться. В его чувствах не было гадливого отвращения, ужаса, желания бежать сломя голову. И распахнуть окно он тоже не хотел.
— Поэтому ты не пришел вчера?
— Да.
— И если бы тогда я так поздно не вышел на улицу, мы бы никогда не встретились?
— Да.
Он прикоснулся к своей шее, словно искал несуществующие шрамы.
— Почему ты мне ничего не сказал? Думал, что я не поверю? Не хотел пугать?
Я прижался затылком к холодной стене и закрыл глаза.
— Ты испуган.